ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ

Комментированное издание. Книга включает параллельный текст (иврит, русский); предисловие Раши к своему комментарию Песни песней; комментарии согласно простому смыслу текста (основанные на мнениях Раши и «Даат Микра») и комментарии согласно аллегорическому смыслу текста (основанные на мнении Талмуда, мидрашей, Раши и др. источниках) .

Настоящий перевод базируется, в основном, на толковании Раши, а также современном комментарии «Даат Микра» («Взгляд на Танах»). Переводчики сочли необходимым указать, кто именно произносит те или иные слова и к кому они обращены, следуя при этом, как правило, мнению «Даат Микра». В случаях принципиальных разночтений в двух указанных источниках предпочтение отдавалось точке зрения Раши. Связки, необходимые для понимания текста, даны более мелким шрифтом.

После текста приведены комментарии на двух уровнях: согласно простому его смыслу (основаны, прежде всего, на мнениях Раши и «Даат Микра») и согласно его аллегорическому толкованию (основаны на мнении Талмуда, мидра-шей, Раши и других источниках).

Комментарий раввина Адина Штейнзальца приведен в виде отдельной статьи.

Перевод названий животных и растений сделан на основании указаний Раши; в тех случаях, когда таковых в его комментарии нет, переводчики следовали мнению «Даат Микра».

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие переводчиков 
Предисловие Раши к своему комментарию «Песни песней»
ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ
Глава I 
Глава II
Глава III
Глава IV 
Глава V 
Глава VI 
Глава VII
Глава VIII
Комментарии согласно простому смыслу текста
Комментарии согласно аллегорическому смыслу текста Раввин Адин Штейнзальц (Эвен-Исраэль). «Песнь песней»

ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКОВ

Учение иудаизма — Тора в широком смысле этого слова — состоит из двух частей: переданной в письменной форме Письменной Торы и той, которую изначально не дано было записывать; ее носителем была память поколений, она передавалась от учителя к ученику устно, и поэтому ее называют Устной Торой.

Хотя уже в III-VI вв. многие разделы Торы Устной были записаны, в том числе Гмара, а некоторые и еще раньше, это произошло лишь в силу исторических и дидактических причин (см. Талмуд, «Гитин», 606).

Та часть Учения, которую изначально следовало записать, составляет двадцать четыре книги. Этот канон был утвержден Советом великих мудрецов в IV-III вв. до н. э., которые записали последние из этих книг и окончательно отредактировали остальные.

Книги Письменной Торы делятся натри группы: Пятикнижие (Тора в узком смысле этого слова), Пророки и Писания. Первое письменное упоминание о таком разделении мы находим в переводе на греческий язык книги «Хохмат-Бен-Сира»

(?Мудрость Бен-Сиры», в синодальном переводе ?Премудрость Иисуса, сына Сирахова»), выполненном внуком автора, Бен-Сиры, в 132 г. до н. э. Б Талмуде это разделение приводится неоднократно. Впервые слово ?Ктувим» («ПисанИя») встречается в трактате Мишны ?Ядаим» (3:5). Вся Письменная Тора называется также Танах аббревиатура первых букв ивритских слов -Тора», «Невиим> («Пророки»), «Ктувим».

Абраванель (1437-1508) в предисловии к своему комментарию к книгам пророков подробно анализирует и объясняет смысл этих названий. Он приходит к выводу, что они указывают на степень Божественного участия в составлении перечисленных книг. В наивысшей степени оно проявилось в создании Пятикнижия, основная задача которого передать нам конкретные указания Всевышнего, как именно следует исполнять Его волю. Одно из основных положений иудаизма гласит, что эти наставления были записаны Моше-рабейну со слов Творца. И все сюжетные коллизии в Пятикнижии, начиная с сотворения мира и кончая смертью Моше, поведаны вождю евреев самим Создателем. Хотя мы не в состоянии постичь механизм такой передачи информации, все же мы знаем, что Всевышний установил с Моше-рабейну прямой контакт, сообщив ему все, что нам известно сегодня как Пятикнижие. Как сказали о том наши мудрецы, «Шхина (Божественное присутствие) говорит устами Моше».

Все остальные пророки не достигли подобного уровня духовного совершенства, и им не было дано так же глубоко постичь тайны Божественного. Поэтому их восприятие того, что им открывалось, в значительной мере зависело от их индивидуальных духовных качеств; постигаемое ими проходило сквозь призму их души. Слова Творца они воспринимали не непосредственно, как Моше, но в виде определенных образов, связанных с физическим миром.

В создании книг, составляющих третью часть Торы «Ктувим », Божественное участие проявилось в меньшей степени, чем при передаче предыдущих двух. Тексты «Ктувим», по сравнению с другими книгами Танаха, несут на себе более отчетливый отпечаток личности их авторов. Однако эти тексты принципиально отличаются от близких им по жанру литературных произведений, ибо при их создании большую роль играло руководившее авторами Божественное откровение, которое Абраванель называет «духом святости ». Поэтому и эти книги святы и составпяют часть Письменной Торы. Можно предположить, что и они отличаются друг от друга степенью проявления Божественного откровения; считается, что в наибольшей мере святость раскрыта в «Тегилим» ?Книге псалмов».

К последней группе относится и ?Песнь песней » («Шир га-ширим»). Эта книга открывается стихом «(Бот) лучшие из песней, сложенных Шломо». Б книге «Млахим I» («Цари I»; 5:12) о царе Шломо сказано: «И изрек он три тысячи мешапим (притч и афоризмов), и им были составлены тысяча пять песней». Комментаторы объясняют, что здесь идет речь о книгах «Мишлей» (сборник мешапим) и «Песнь песней». Слово эпеф (мн. апафим) они понимают не как «тысяча» («тысячи»), а как «поучения», «премудрость». В Талмуде («Бава батра», 15а) сказано, что книги «Мишлей», «Когелет» («Книга Екклесиаста») и «Песнь песней» составлены царем Шломо и были записаны в VI в. до н. э. царем Иудеи Хизкиягу и мудрецами Верховного раввинского суда (Саигедрина), входившими в его 
бпижайшее окружение. Талмуд основывает это утверждение на сказанном в книге ?Мишлей» (25:1). Даже если слово эпеф в приведенной выше цитате понимать буквально, то можно предположить, что Хизкиягу и его приближенные выбрали из творческого наследия царя Шломо для включения в Танах то, что имеет непреходящую ценность для всех поколений.

В Талмуде («Швуот», 356) сказано, что имя ?Шломо», упоминаемое в ?Песни песней», одно из имен Всевышнего и означает «Царь-Миротворец». Б мидраше ?Шир га-ширим раба» приводятся различные мнения мудрецов о значении этого имени, однако все они не противоречат простому смыслу текста, согласно которому речь в ?Песни песней» идет о царе Шломо.

?Песнь песней» единственная из всех составляющих Письменную Тору книг, которую неискупленный читатель может счесть светской лирической поэмой, где воспевается любовь в ее чувственных проявлениях. Написана поэма высоким слогом, и в ней нет даже косвенных намеков на грубые плотские инстинкты. С другой стороны, в «Песни песней», на первый взгляд, не содержатся духовные идеи высшего порядбпижайшее окружение. Талмуд основывает это утверждение на сказанном в книге ?Мишлей» (25:1). Даже если слово эпеф в приведенной выше цитате понимать буквально, то можно предположить, что Хизкиягу и его приближенные выбрали из творческого наследия царя Шломо для включения в Танах то, что имеет непреходящую ценность для всех поколений.

В Талмуде («Швуот», 356) сказано, что имя ?Шломо», упоминаемое в ?Песни песней», одно из имен Всевышнего и означает «Царь-Миротворец». Б мидраше ?Шир га-ширим раба» приводятся различные мнения мудрецов о значении этого имени, однако все они не противоречат простому смыслу текста, согласно которому речь в ?Песни песней» идет о царе Шломо.

?Песнь песней» единственная из всех составляющих Письменную Тору книг, которую неискупленный читатель может счесть светской лирической поэмой, где воспевается любовь в ее чувственных проявлениях. Написана поэма высоким слогом, и в ней нет даже косвенных намеков на грубые плотские инстинкты. С другой стороны, в «Песни песней», на первый взгляд, не содержатся духовные идеи высшего порядка; даже имя Всевышнего не встречается ни разу. Несмотря на это, книга была включена Советом великих мудрецов в канон.

Дело в том, что, согласно традиции, дошедшей до нас от мудрецов, ?Песнь песней» это аллегорическое произведение, в котором речь идет о любви между Всевышним и еврейским народом (и каждым евреем в отдельности). По словам Раши, основного комментатора Танаха (10401105), именно таковым был замысел царя Шломо. Следует отметить ошибочность бытующего мнения, согласно которому мудрецы дали ?Песни песней» подобную интерпретацию, поскольку ее тема недостойна того, чтобы эту книгу считапи святой. Многие авторитетные комментаторы отмечали недопустимость самой мысли о том, что в ?Песни песней» есть нечто непристойное, в подобном случае она не могла бы нести в себе столь возвышенную аллегорию. Уподобление связи Всевышнего с еврейским народом отношениям между мужчиной и женщиной многократно встречается в книгах пророков.

В иудаизме любовь между мужчиной и женщиной, со всеми ее интимными проявлениями, не является чем-то постыдным, несовместимым с духовностью, наоборот: она всячески приветствуется и считается необходимым условием счастливой семейной жизни. Рамбам в своем своде законов ?Га-яд га-хазака» («Сильная рука»), рассуждая о том, что представляет собой любовь человека к Творцу, пишет: ?…вся книга «Песнь песней» описывает ее в аллегорической форме». Более подробно он говорит об этом в своем философском труде «Морэ невухим» («Путеводитель для растерянных»).

Современная психология считает, что потребность и способность любить изначально заложены в человеческой душе и любовь проявляется на всех уровнях от плотской страсти и до сокровенного чувства, которое мы испытываем к нашему Создателю.

Мудрецы-кабалисты и духовные лидеры хасидизма придавали книге «Песнь песней» особое мистическое значение; они открывали в ней глубочайшие тайны Божественного. Избегая здесь цитирования сложных текстов кабалы, можно сказать, что наши учителя видели в этой книге стремление всего сотворенного слиться с Создателем. Кабала говорит, что любовь, описанная в ней, как и вообще все в нашем мире,- отражение процессов, происходящих в высших мирах. Эти мудрецы ввели обычай, принятый во многих общинах, читать «Песнь песней» вслух перед наступлением субботы. Раби Шнеур-Залман из Ляд, основатель движения Хабад, говорил: «Если бы у меня было достаточно смелости, я бы заменил чтение установленных молитв в честь встречи субботы чтением «Песни песней»».

Известные толкователи Танаха, а также современные исследователи, высказывают различные мнения по поводу сюжета этой книги. Раши в предисловии к своему комментарию к ней пишет, что ее героиня подобна соломенной вдове: возлюбленный по каким-то причинам покинул ее, хотя и не разлюбил; в своих песнях она выражает тоску по нему и вспоминает счастливые моменты их близости объяснения в любви, совместные прогулки и т. п.; возлюбленный утешает ее и обещает вернуться. Согласно Ибн Эзре (1089-1164), в этой книге повествуется о любви между совсем юной девушкой и пастухом. Некоторые комментаторы полагают, что героиня «Песни песней» Авишаг га-шунамит (шунамитянка), о которой упоминает книга «Млахим I» (1:3); они считают, что имя Шуламит было образовано путем замены буквы «н» на «л». По мнению Мальбима (1809-1879), сюжет этой книги таков: царь Шломо полюбил девушку, поместил ее во дворце и поручил молодым иерусалимкам опекать ее. Девушка эта была влюблена в пастуха, однако и к царю не осталась равнодушной; пять раз она убегала из дворца на пастбища, к своему любимому. Четыре раза подруги смогли убедить ее вернуться; в пятый же раз им это не удалось. Некоторые комментаторы последнего времени полагают, что у героев «Песни песней? не было конкретных прототипов в истории и книга представляет собой сборник песен, которые было принято исполнять на свадебных торжествах. Они видят подтверждение этому в Талмуде (?Сангедрин», 101а), который запрещает распевать ее тексты там, где пьют вино, хотя из этого следует лишь, что в древности существовал обычай петь «Песнь песней» на свадьбах, а запрет был вызван опасением осквернения слов святой книги. Другие исследователи говорят, что «Песнь песней» сборник песен, которые девушки исполняли в традиционном хороводе пятнадцатого ава и в Йом Кипур; о таком обряде говорится в книге ««Шофтим» («Судьи»), в Вавилонском Талмуде («Таанит», 316) и ИерусалИмском Талмуде («Ктубот», 2:1).

ПРЕДИСЛОВИЕ РАШИ К СВОЕМУ КОММЕНТАРИЮ «ПЕСНИ ПЕСНЕЙ»

Одно высказывание сошло с уст Б-га, Два (смысла) услышал я в нем…
«Тегилим», 62:12

«У одного стиха могут быть несколько толкований» («Сангедрин», 34а). И все же нет такого стиха, который следует понимать лишь аллегорически. И хотя пророки излагали свои мысли с помощью метафор, тем не менее и словесная оболочка аллегории требует осмысленности и логичности, и на ее уровне должна прослеживаться логика последовательности стихов в этой книге. Я видел много толкований ?Песни песней» мудрецами. Некоторые считают, что эта книга представляет собой одну развернутую метафору. Другие полагают, что она делится на несколько аллегорических фрагментов. Есть и такие, кто толкует отдельные стихи, рассматривая их в отрыве от контекста и не придавая значения лексическим и стилистическим особенностям языка.

Я решил придерживаться прямого смысла текста, последовательно разъясняя его. А толкования наших учителей я приведу отдельными фрагментами в моих комментариях к тем стихам, для которых эти толкования наиболее уместны. Я утверждаю, что царь Шломо предвидел, благодаря духу святости, которым он обладал, все скитания евреев в изгнании и постоянные крушения их надежд. Шломо предвидел печаль Израиля, утратившего былое величие, и его постоянное обращение к прошлому, когда он был любим Всевышним больше всех остальных народов. И вот его слова, произнесенные на чужбине: «Пойду-ка я и вернусь к моему первому мужу, ибо тогда мне было лучше, чем теперь» («Гошеа», 2:9). Евреи вспоминали Его доброту к ним и обещания благ эпохи Машиаха, хотя не раз изменяли Творцу и не оправдывали Его доверие.

Все это Шломо хотел передать в книге, составленной им благодаря дарованному ему духу святости, выведя Израиль в образе покинутой женщины. Она испытывает влечение к мужу, желает прильнуть к нему, вспоминая свою девичью любовь, и раскаивается в измене. Ее возлюбленный тоже страдает, видя ее горе; он помнит, как мила она была с ним в юности, как наслаждался он ее красотой и мудростью ее поступков. Привязался тогда муж навсегда к ней и полюбил ее. Заверяет он ее в том, что ?…не по черствости сердца причинил страдания…» («Эйха», 3:33) и не прогнал ее навсегда: она еще жена ему, а он ее муж и в будущем вернется к ней.